Верными Дорогами

Каждый год, на протяжении не одного десятка лет, после восьми месяцев труда «почти наизнос» в городе, Т.Травнiкъ отправляется в путешествия по стране: «Вновь предо мной только белый лист – неведомая дорога, новые паруса и ощущение ничего не знающего старца-ребенка. Я ухожу бродить, искать… Жить, чтобы в который раз напи-сать чернильной пылью дорог со своих стоптанных башма-ков: лю-блю…». Дорога без конца…

Я по полю иду, в руках посох держу,
За спиной  холщовая сумка.
По родной стороне, я иду налегке,
Чтобы видеть, слышать и думать.

Об этом писал поэт в свои двадцать шесть лет. Об этом он пишет и сейчас, продолжая уходить почти на полгода в па-ломничества, собирая по пути в своих дневниках удиви-тельные росы впечатлений, которые позже вырастут в строки, а затем и в строфы, наполнив нас, читателей, не-поддельной радостью от прочитанного, от сопереживаемо-го вместе с поэтом мира. Эти «странничества» благотвор-ны и целительны для поэта. Русские просторы, глубина и одновременно естественность родной земли  обновляют и умиротворяют.  И хотя, порой, это физически нелегко – часто поэт живёт в деревенском заброшенном доме, ночует в шалаше в лесу, а то и просто в поле в стоге сена, без при-вычных городских удобств – но, по выражению самого Травнiка, «исцеляются мысли, а значит и тело». Не может русский человек без этого живого глотка и, тем более, рус-ский поэт.

     Не могу без широкого неба подолгу,
Без рязанских полей, без рассветной звезды…

 Не один год Терентiй – «уставший скиталец, надор-вавшийся от перемен», ездил пожить и потрудиться в раз-ные православные обители. Начало таким поездкам было положено в далёкие 90-е годы прошлого века, когда поэт вместе со своим старинным другом, знаменитым живопис-цем Вадимом Геннадьевичем Овсянниковым, ставшим позже священником, стал путешествовать по России, делая совместные литературно-художественные зарисовки. Мно-го позже эти удивительные дневниковые записи перерастут в художественные произведения «Песнь земли русской», «По весям и по градам», «Губернский круг» и положат на-чало совместной работе Травнiка с фотохудожником Тать-яной Викторовной Кудиновой в проекте «Москва москов-ская», вместившем в себя тысячи фотографий города, точ-нее его центральной части, сделанными в течении весенне-летнего периода 2005 года. Сейчас эта значительная работа стала бесценной, ибо многое, запечатленное фотографами, увы, навсегда исчезло с лица московской земли.
Путешествуя, поэт посетил немало храмов Подмос-ковья. Усадьба Антона Павловича Чехова в Мелихово, точнее храмы Рождества Христова и Крестовоздвижен-ский, что расположены недалеко от этой усадьбы, напря-мую связаны с именем поэта. Более десяти лет возрожда-лись они Терентiемъ и его многочисленными друзьями под духовным окормлением настоятеля иерея Вадима. Сохра-нилось четыре трехчасовых фильма об этом времени «Ме-лихово на рубеже веков». В воссозданном храме приняли таинство святого крещения некоторые из друзей Травнiка, а в январе  2002 года в храме Воздвижения Креста Господ-него венчались родители поэта.
Продолжая тему, надо сказать, что не всегда поэт паломником посещал обители, но бывало и трудником, трудясь во Славу Божию. Монастырская жизнь – жизнь особая, к ней не столько привыкнуть надо, сколько полю-бить, прочувствовать со всеми ее немудреными делами. А дела всякие бывали: приходилось и  просфоры печь, и на пилораме потрудится, и на клиросе петь, и пономарить, и алтарничать – все по благословению. Вот как описывает монастырскую жизнь Т.Травнiкъ в одном из своих писем: «Пять утра. Вот и подъем. Еще с вечера решили с отцом Феодором поехать на рыбалку. Спалось плохо. Всю ночь тоскливо кричала сова, а вот и петух подхватил и продол-жил совиную ноту, но как-то мажорно, по-утреннему, с эдаким августовским мордентом. Еще темно и безлунно, и очень, очень тихо. Готовим резиновую лодку, молчим. А еще в моё послушание нередко входит сбор грибов. Гуляю по лесу, да собираю. Места грибные здесь, бывало, за день  принесешь ведер пять опят и плетеную корзиночку подбе-резовиков и подосиновиков. Потом сестры, что на послу-шании при монастыре их обрабатывают да по банкам, это на год к трапезам, да на посты…».

Из дневника поэта:

«Иногда дороги мне напоминают линейки в школь-ных прописях, а я, странствующий по ним, должен пра-вильно что-то написать, пройдя по этим линиям своими шагами. Иду и пишу… Пишу сначала взглядом, потом вдо-хом, потом шепотом и, наконец, слогом и словом. Многое в моих дневниках начинается с линии этих самых дорог, рус-ских дорог, родных и таких знакомых своей неизвестно-стью. Дороги и люди, люди и судьбы, судьбы и время, вре-мя и жизнь. Кто-то шел до меня, кто-то обязательно пройдет и за мной следом. Сегодня это дороги, завтра это – года. Года так похожи на шаги, только их значи-тельно меньше дано нам в жизни. Шаги, они летят нево-образимо быстрее, они мимолетны. Когда жизнь воспри-нимаешь, как должный для прохождения путь, то все становиться иным, значимым я бы сказал…»

                                                                                                                      
                                                                  28 августа 2001 года

А вот еще одно письмо, в котором Травнiкъ упоми-нает о звоне, о благовесте, теперь уже ночном. «Жизнь при храме всегда тиха и таинственна, и не нужно особого вооб-ражения, чтобы размыть границы времени и ощутить себя в каком-то ином состоянии, в ином веке. Пришлось мне звонить как-то в колокол в полуночницу. Колокольня вы-сокая, о трех ярусах, подъем по винтовой лесенке, в про-емах летучие мыши, щурятся и жмутся, поднимаешься медленно – уж больно проем узок, и вот ты наверху один, и только ветер и ночь. Колокол самый тяжелый. Удар дол-жен быть одиноким и негромким. Медленно раскачиваю язык и вот… Кажется сама ночь спархивает с веток от уда-ра, тихо, как падает с ветки зимний снег. Нечасто доводи-лось звонить, а ночью и подавно впервые. Мерный бой ночного колокола. Ночь впитывает бархатный баритон бронзы, и он растекается по округе, как чернильная капля по промокашке в школьной тетрадке, и ни одна птица не вспорхнет от испуга. Это и есть гармония черно-синего бархата, гармония ночного колокольного звона. Звучит но-та ми, нота Земли, а Земля еще спит. Звонить ночью – это как беседовать с тайной. Сперва, боишься – как это так? Тихо… И вдруг звон. Потом сознаешь, что это не крик пьяный, не лай собачий, не выстрел, это колокол, точнее кол-о-кол, так возвещали в далекой древности, ударами древком по древу. Бронза пришла позже, а слово «колокол» сохранило свою древесную тишину. Я чувствую это и не звоню, а, скорее, шепчу ночи на ушко: я тихонечко буду звонить, в … колышек-о-колышек… Господь дарует благо-вест – благая весть – Евангелие – даже слов не надо, звони – и все понятно будет, и дрожит туман, сам видел... Вот она – молочная река, а вот – кисельные берега, и у каждого они свои, главное, чтоб звон получился… ма-ли-новым – не кислым, а кисельным,  питательным, обволакивающем из-нутри каждое внимающее сердце».

             О, благовест, как тон твой чуден,
          И впрямь, малинов и душист!
                            Где б ни был  ты – не позабудешь –
          Российский колокол речист.

Его язык многоглаголен
И переводы ни к чему
Тому, кто от рожденья волен,
Как звук, венчающий струну.

Именно там, в монастырской тишине или в сельском хра-ме, слушает поэт как «читает инок в башне старой неусы-паемую Псалтырь» и «с молитвой свечной отклик ждёт душа, посылая требы в небо». Главная цель – это уедине-ние, возможность остаться наедине с собой, ощутить дви-жение  и голос «своей заштопанной души», когда она на повечерии «воспаряет, сбрасывая путы». Всё это даёт по-эту ответы на вопросы, связанные с поиском человека себя в этом мире, в этой жизни, ответы на вопросы, обращенные к смерти, к любви и к Богу.

              Я часто летом уезжаю
              На месяц, может, и на два
             Туда, где ладан смолью тает
             И чуть мерцают купола…

Монастыри – это «форпосты всех эпох», которые и по сей день хранят Русь от бедствий и разрухи. «Раем белостволь-ных колоколен и белокаменных церквей» называет поэт  «землю-земель родную Русь». Взглянешь на  православные храмы, деревенские чудо-церковки с их лампадками, мер-цающими в полумраке перед иконами, и возрадуется, и воспарит душа умиленно и кротко. Т.Травнiкъ сравнивает икону с небом – сколько глубины и простора в этом обра-зе! Какое благоговение и трепет души испытывает каждый, прикладываясь к иконе, к миру горнему…

Лик на доске – как небо рядом,
Целуя небо каждый раз,
Я вижу, как овечье стадо,
Покорных слёз течёт из глаз…

Колокольный звон, «льющийся бронзой по воздуху», ма-ковки  куполов с крестами, летящими «многосолнечно в небо» – всё это самобытные символы православной Рос-сии, что так мила и дорога поэтическому сердцу Травнiка. И невольно думаешь: да, Русь, действительно – святая.  И эти святые символы Руси, знакомые всем нам с детства, впитанные с молоком матери, дороги каждому сердцу рус-ского человека. Огромный пласт поэтического наследия Т.Травнiка посвящен воспеванию этой неземной красоты: «Не видел я чудесней блеска, чем купольность Руси моей». Сколько любви слышится в строках поэта, когда читаешь о «томном колокольном звоне, повисшим «малиновым нака-том» над родной стороной, и хранящих нас от всех печалей «белых колоколен корабли». Тихая радость и мир исходит от этих поэтических строк, посвященных и главным право-славным двунадесятым праздникам, и особым дням вели-кого поста, и вербного воскресения, и страстной неделе… и многим другим значимым датам и событиям в жизни православной церкви. Окунаясь в мир духовной поэзии Т.Травнiка, созданной по вдохновляющей благодати Божи-ей, сам наполняешься этой благодатью, льющейся  поэти-ческой строкой прямо в сердце. Своими духовными стихо-творениями поэт ставит высокую планку для своих читате-лей, постоянно призывая задумываться над прочитанной строкой, стихотворением, создавая тем самым, все условия для возрастания души человеческой, развития личности каждого человека, наставляя на путь благомыслия и про-щения.
Господь нас учит любви,
Надеяться, верить и ждать.
А в самые скорбные дни
Ценить – руку друга,
Щадить – сердце друга,
Вбирать в себя боль и – прощать…

Читая эти поэтические строки, душа моя и утешается, и ра-дуется, и получает духовное назидание, которое открывает сердце к Богу. В сборниках стихов «Благодарение», «Све-тец» и, в недавно вышедшем, собрании «Любовь» пред-ставлена особая поэзия духовной направленности, муд-рость и зрелость которой рождены молитвой и непрерыв-ной работой души Т.Травнiка – поэта-лирика, воспевающе-го особую, духовную красоту родной России.
              «В 2011 году исполнится тридцать лет, как я начал путешествовать по Руси, – делится поэт в одном из писем к своему другу и крестнику, опытному путешественнику Армену Геворгиевичу Пртавяну – не знаю зачем, но я под-считал. Так вот, если сложить все пройденные расстояния, то получится почти кругосветное путешествие. Так я про-ехал и прошел по дорогам своей необъятной Родины. Это и монастыри, и храмы, и деревни с городами. Впечатления записываю в дневниках. За годы многое изменилось во мне, но не любовь к Родине. Милая Русь, ты меня отыскала и не забываешь в этой жизни, поэта, художника и компози-тора «землирусского». Ты подарила мне не просто радость, но любовь ко всей Земле. Открылось это не сразу, а посте-пенно, как бутон цветка, и колыбелью всему стала малень-кая Всехсвятская церковь, случайно встреченная на пути когда-то в сказочном городе Переславле-Залесском».

                                                                  Из дневника поэта:

«Какое чудо эта русская старина… Волей обстоя-тельств мои путешествия привели меня на земли, что к северу от столицы Переславль-Залесский, точнее Троице-Данилов монастырь. Тихий летний вечер. Загадочное, по-лузаброшенное место, старина, кажется, выплывает на-встречу прибывшему. Среди зарослей крапивы, лопухов и вьюна проглядывает древность и смотрит на тебя тихим благим взглядом. Что-то неуловимое ходит вокруг, неуло-вимое, но такое необходимое человеку. Знаю, что пройдет время, и руины исчезнут, обитель будет восстановлена, и по-иному зазвучат окрестности округ ее, а пока мое время – время тишины.
Касаюсь храмовой стены: прохладная, отзывчи-вая... Не могу понять, откуда столько покоя, даже дере-вья замерли, не шелохнуться. В траве поют кузнечики. Прислушиваюсь: откуда-то, вторя их стрекоту, доносит-ся еле слышное молитвенное чтение. Слушаю,  вслушива-юсь, замираю… Мне еще неведомо место служения и от этого кажется, что все, что вокруг меня, все, от травин-ки до неба, озолоченного вечернем закатом, все произно-сит знакомые слова вечерней молитвы. Неуловимый запах ладана, чуть слышный звон кадильных бубенцов и ты, с замиранием дыхания вслушивающийся в свое пробужден-ное сердце…»
                                                                                                                               
                                                                               Июль 1995 года

Путешествуя по родным краям, поэт, много повидав и мно-гое узнав о жизни, непрестанно воспевает в своем творче-стве красоту земли русской, «неподобхватную Россию»:

        Кто путешествовал, тот знает,
        Как вёрсты эти широки:
        Глазам неведомые дали
        И придорожные торги…

Тысяча дорог позади, тысяча встреч… Всё это даёт опыт и право поэту петь строкою, петь о Руси: «Ой, ты Русь, поля – морские дали, острова неведомой земли…». Как трепетно поэт относится к природе земли русской, сколько призна-ния в любви сквозит в каждом образе, словно картину с на-туры пишет поэтическими строками поэт-художник соч-ными, выразительными красками:

На подрамники опушек,   
Натяну холсты полей,
Загрунтую талым снегом,
Кину семечки грачей…

Именно так говорит он с читателем в одном из ранних сво-их стихотворений: «И начну писать пейзажно…», с любо-вью подмечая каждую неповторимую особенность, «где милым кажется» каждый заветный уголок земли русской: и «воронежские веси…подсолнечно-березовы чудесные края», и «просторы тульских перекатов и  дрёмы  муром-ских лесов», и как аккордно, едино, даже соборно звучит травнiковское:

        Орловские луга, рязанские поля,
        Калужские овраги, перелески
        Зовут, зовут меня
        В путь на исходе дня…

        Смоленские дороги, тамбовские леса,
        Воронежская ширь, донские степи…

И, конечно же, любимая поэтом Рязанщина – особая «со-кровенная» земля для поэта, «русско-рязанская», как на-зывает её сам поэт:

       
   Край приокский, край рязанский –
  Рощи белые, поля,
  Что снаружи, что с изнанки –
  Благодатная земля…

Благодатная земля – Рязанщина – родина  Сергея Алексан-дровича Есенина. В стихотворении «На Рязанщине» Т.Травнiкъ обращается к Сергею Есенину с просьбой «от-пустить пару лет бродяжить…в сини». И «бродяжит» поэт по рязанской земле «захожим богомольцем» по этой самой, есенинской сини, той, что «сосет глаза». Странствует по «полям, да перелескам, проселочным дорогам», где «злу… попросту нет места» и, наслушавшись «разгулявшегося в поле пастушьего пересвиста», напитавшись  «волей, раски-нутой до неба», бережно несёт нам, своим читателям, «ти-шину, ложащеюся строчкою на лист». «Сто километров по этой земле пешком прошел этим годом. Не нарадуюсь уви-денному.  Да, скажу вам, она, эта самая Рязанщина, не мог-ла не родить гения. Вот он и появился, белокурый, голубо-глазый и русский…»,  – так отзывается о Рязанщине Т.Травнiкъ в своих воспоминаниях.
Земля Рязанская щедрая на простор и волю, с из-бытком одаривает Т.Травнiка каждый раз, когда он приез-жает погостить в эти края. «Можно отболеть Рязанью, но Рязанщиной – нельзя», как признание звучат эти поэтиче-ские строки, выражая свою любовь к этой земле –

Ох, Рязанщина, кем бы я ни был,
Здесь на всё только воля – твоя.
И тесёмные вёрсты дороги,
И берёзный налёт в край полей…

         Заповедные, милые сердцу поэта «деревни, сёла, вновь деревни», малые и большие города  российские – Радонеж, Серпухов, Константиново… их не счесть и все не перечислить в его страннической биографии. В одном из писем к другу, музыканту Олегу Сергеевичу Додонову, Т.Травнiкъ признается: «С возрастом я стал по-особенному любить русскую деревню. Эту грязь на доро-гах, покосившиеся заборы, полуразрушенные сараи, запах навоза – все вызывает теплоту в душе. Деревня – мой мир. Как в реку я в неё вхожу. Омовение. Приехал с пустыми руками сюда… Наслаждаюсь простотой, вбираю в себя вольный ветер, солнце, звезды, поздние закаты, раннее ут-ро, пряные травы и… Премудрость Божию, разлитую во всем этом благолепии и благорастворении». Там, в рос-сийской глубинке сохранился русский дух, «там Русью пахнет» – там духовный центр России, душа и сила земли русской – кладезь духовной силы и вдохновения для серд-ца поэта, которое напитывается благодатью родного края и рождает живительные строки своих стихотворений. 

                     Родина – Русь дивная –
                    Тридевять земля!
                    Здесь рожденьем схиму я 
                    Принял от тебя.        
                    Облачился в мантию
                    Золотых полей…

В своих путешествиях, где бы ни был поэт, он находится в постоянном общении с людьми, с простыми жителями на-шей глубинки. «Я по отчеству – Глубиныч. Ох, и много же родни, – произносит он с улыбкой, – вот и появилось у Терентiя отчество». Это общение разное, но так необходи-мое для ясной и лаконичной поэтической образности его произведений. Все важно для познания этой самой глубин-ки с ее «неимоверной» глубиной, все до мелочей от быто-вой беседы до разносторонних творческих встреч.
 Конец лета и осень 2011 года оказались необычайно богатыми на творческие встречи с читателями. География этих «поэтических гастролей» обширна и очень насыщена. Говоря об этом, невозможно не вспомнить и лето 2000-го года, когда поэт вместе со своим другом, дизайнером Сер-геем Александровичем Гончаром на машине совершили месячное паломничество по городам европейской части России вместе с фамильной иконой семьи Терентiя, обра-зом Святителя Митрофания Воронежского. Завершилось это путешествие молебном на мощах святого в Воронеже, в Кафедральном Покровском соборе. В наши дни мощи Свя-тителя Митрофания почивают в новом Благовещенском соборе. 
Многие города и области хорошо знакомы Травнiку-художнику, Травнiку-фотографу. Сколько создано им этю-дов и фотолетописей своих странствий.  Путешествия… в Иваново и во Владимир, в Шую и в чудесный «левитанов-ский» Плёс, в красавицу Кострому и Чебоксары, Нижний Новгород и Тулу, да не перечислить всех малых и больших городов и населённых пунктов, находящихся за Золотым кольцом – «…я читаю стихи по деревням, по посёлкам и хуторам».
Эти встречи такие разные, и одна встреча не похожа на другую –  своим маленьким зрителям эти встречи при-носят чудеса и подарки, а взрослым – духовное просвеще-ние и полёт души. Такое живое общение необходимо и для зрителей и для самого Т.Травнiка. Может из таких вот жи-вых бесед, печальных и радостных, робких и смелых, таких всегда разных, нечто, явленное обычной повседневностью, пройдя коридорами души поэта и выливается в подобные строки:

Переезжаю сквозь века,
Всё важное беру для книги.
А где-то там, моя Москва,
Я ж далеко, я – на орбите.
Я меньше точки, но во мне
Всё, что в пути я заприметил,
Всё то, чем двадцать первый век
Своё рождение отметил.

Вот как отзывается поэт об одной из таких встреч: «Высту-пил… Не мог сдержать слез в этот раз. Я был так нужен людям, их сердцам. Бог дал мне талант, и я его дарил без меры. В эти минуты меня нет, только любовь – много люб-ви – очень много! Удовлетворение небывалое. Это настоя-щее мужское Счастье – дарить свое призвание». Т.Травнiкъ не перестает восхищаться «нетленным» и «бессрочным» «простым золотом души» русского человека из глубинки:

Чем дальше верные дороги
Вели меня от городов,
Тем больше, веришь, не тревоги
Меня встречали, а – любовь.

Как будто каждый глухоманин,
Не зная ничего другого,
С рождения владел и правил
Богатством Царствия иного,

Что страх не унесёт полночный,
И ржа не съест, и не скрошит.
 Оно нетленно и бессрочно –
Простое золото души.

Скромность и простота – вот мерило красоты, которым владеет от рождения каждый русский человек: «Нет на земле другой души, где б так раскрылась красота от скром-ности и простоты, чем русская душа». Россия всегда была и остаётся многонациональным государством и славилась она, прежде всего, миром и дружбой между народами, на-селяющими её. Испокон века, независимо от национально-сти и вероисповедания, любой человек, проживающий на территории России, выезжая за её пределы, ощущал это единение. В этом сила этой части суши, этой прекрасной страны. Травнiкъ, как поэт-философ это чувствует и гово-рит об этом в своем творчестве.
Тесное общение  с разными людьми расширяет и обогащает словарный  запас поэта, наполняя стихи живым разговорным словом. В своих произведениях поэт широко использует русские диалекты, «слова-словечки», все мно-гообразие народной речи, отражая обычаи и местный диа-лект разных краёв необъятной России. Например, в стихо-творении «Елшонка» поэт, описывая уклад деревенской семьи, очень органично использует «крайный» диалект, буквально пересыпая народными разговорными словечка-ми, всё стихотворение:

Как-то гостил я в Саратовской  летом.
Старый был, бывший купеческий, дом.
Детки на лавке кучнёй за обедом.
Аж, пять семей насчитал за столом.

Помню хозяйка, Матрёна Иванна
Стянет чугун из печи, да на стол.
Поочерёдно своей деревянной
Каждый чугунит. Таков уговор:

Гости, спервой, да дяды вековые,
Ну, апосля – мужики, чейный дом.
Девки, да бабы, да бабки сядые,
И ребятня, шо осталось – потом.

Ели неспешно и слушали молча,
Дядьки Стяпан-ов рыбацкий рассказ,
Как он тянул из реки, шо есть мочи,
На полпуда зацепив, судака.

             Любовь к тайне является одним из пяти столпов любви, которой служит поэт своим творчеством. Лето 2008 года, как и всякое лето Травнiка, стало особым временем. Рожденный летом, он, как будто вспоминая об этом каж-дый раз, собирается в дорогу для нового своего рождения в творчестве и опыте. Кто близко знает поэта, тому хорошо известно, что с весны до поздней осени поэт не бывает в Москве, поэт путешествует. И вот опять странствия, опять уединенный путь с посохом и котомкой. Именно так, на-легке, поэт и путешествует: поездом, на перекладных, но чаще пешком, что называется по старинке, как это делали всегда странники-калики на Руси. Было и другое лето, ко-гда поэт путешествовал по реликтовым, таинственным местам России и первым пунктом в маршруте путешест-венника был…  «космическое чудо – великий город древ-ний Аркаим» – одно из самых загадочных мест планеты, находится на южном Урале. Уже не одно десятилетие ис-торики, археологи и уфологи ломают головы над тайнами этих мест. Что за народ населял Аркаим более сорока веков назад? Каким образом представителям столь древней ци-вилизации удалось шагнуть к недоступным и сегодня вер-шинам научно-технического прогресса? Раскопки древнего города показали: жители города были представителями од-ной из древнейших индоевропейских цивилизаций – той ее ветви, которую называют арийской культурой. Аркаим оказался не только городом, но и храмом, и астрономиче-ской обсерваторией. Вот как описывает свою встречу с древним Аркаимом сам поэт в своем письме: «…я достиг древнего Аркаима, города неолита. Познакомился с архео-логами. Представляешь, я в Аркаиме! В степи, в древней обсерватории все видится, как сотни веков тому назад. Во-лосы шевелятся на голове от ощущения вневременности и глубины»! Сильные чувства переполняют поэта и вылива-ются в строки неподдельного искреннего восторга:

Сколько звёзд ты мне даришь сейчас, Аркаим!
Я за круглым столом твоим, Аркаим!
Колесо, циферблат, щит планеты Земля,
Ты в Аркадию вновь посылаешь меня.
Я вернусь другим телом к тебе, Аркаим,
О, хранитель колец, Геометрии сын!
Аркаим, Аркаим, Аркаим, Аркаим…

Да, география путешествий Т.Травнiка в то лето была об-ширна – за Аркаимом –  в  Тувинский край, путь в Саяны, там с проводниками на лошадях, а дальше вдоль реки в сторону монгольской границы к озеру Убсу-Нур. Из днев-ника поэта: «Говорят, что таинственно соленое озеро Убсу-Нур. Нас несколько человек, все очень устали, ведет про-водник Алгинге, так он сам себя называет, но по-русски трудно написать правильно его имя…». Нужно обладать недюжинной физической выносливостью и высоким мо-ральным настроем, чтобы преодолевать полный опасности путь: «Ветер обжигает, солнце и заунывная песня монгола-проводника, курящего какой-то особый, едкий табак… Со-ставляю книгу тувинских сказов. Вечерами пишу дневни-ки, без этого нельзя».
    В таких местах душа по-особому чувствует и гово-рит: «Может и надо здесь побывать, чтобы окончательно затосковать по среднерусскому разнотравью. Но все соби-раю в душу, все: и ветер, и песок, и камни, ползущие по пустыне, и звезды ночные, здесь особенно яркие, лучистые и колючие, как впрочем все, что здесь обитает – сухое, за-крытое и отстраненное. Вот уж точно, кто здесь лишний, так это нынешний, современный человек, со своим особым «невселенским» созиданием мира и пониманием своего положения на Земле…» – пишет он. И конечно новые сти-хи, и песни, а как без этого творческой душе. Вот какие «трофеи» привёз Т.Травнiкъ из своего очередного путеше-ствия: «Я собрал десятки пословиц и притч. Появились сотни набросков к новым эссе, рассказам-загадкам, новые идеи для детских сказок. Очерки, рассказы, песни, сцена-рии для кино. Привез подстрочники, начал переводить сти-хи монгольских, тувинских поэтов. И это – малость воз-можностей» –  поделился со мной  Терентiй.
  Путешествия по родной земле помогают поэту лучше узнать и изучить историю своей Родины – России, самобытный уклад жизни человека, живущего здесь. От этого ещё больше приумножается  его любовь – любовь поэта к Родине. «Сотни километров исхоженной России – фото, видео-встречи, беседы, дневники – открытия и тай-ны. Замираю, вглядываюсь и вижу десятки, нет теперь уже сотни, написанных музыкальных произведений, стихов, очерков, картин. Я всегда возвращаюсь из странствий не-много другим. Когда-нибудь я обязательно расскажу в сво-их книгах то, что меня многие годы вело по тайным тропам Руси. Что нашел, понял, потерял», – поделился  впечатле-ниями  Травнiкъ, вернувшись из путешествия».
 «Разнотравье» – уникальная книга тайных сказов, легенд; приговоров, наговоров и заговоров; народных по-верий и примет, собранные поэтом при встречах с неведо-мым и загадочным в своих путешествиях. Облечённые в поэтическую форму они приоткрывают для читателя уди-вительный мир иной реальности, собранной, прожитой и перенесённой Т.Травнiкомъ на страницы этой книги. Словно на гуслях играет и сказывает поэт «песнь свою дивную, простую» о траве-мураве «на ветрах растущей, на дожде взошедшей», которая «помогала, да хранила и спа-сала» в пути по «нехоженым дорожкам» Сибири, Повол-жья, Вологодчины и Карельских озёр:

             Там, где ветер поёт,
             Река баюкает,
             А дерево дышит и шепчет –
             В небо душа взрастает,
             А корень в землю отыдет…
             Да… травой прорастёт…

«Имеющий уши, да услышит», как дерево «дышит и шеп-чет» о душе, «взрастающей в небо». По определению Вла-дыки Николая (Велимировича), «физический мир есть ви-димое выражение невидимого духовного мира. Этот пер-вый – символ, другой – смысл символа, дух и действитель-ность». Терентiй Травнiкъ видит духовным оком духовное, слышит неслышимое и передает эти знания посредством слов, нам невидящим и неслышащим, объясняя смысл жизни и всего сотворенного в природе – и явлений и ве-щей. Но часто, по выражению Терентiя Травнiка, «наше сердце не видит дальше, чем глаза».  Только внешнее мы воспринимаем взором, а смысл увиденного, увы, остаётся непостижимым, потому что духовный взор сердца совре-менного человека закрыт и сердце духовно слепо. «Ибо ог-рубело сердце людей сих», – учит Евангелие от  Матфея.
    Да, путешествия по стране дают поэту глубокое знание и понимание жизни, людей, эпохи, своей любви к Родине – России,  осознание своего предназначения, как поэта. О себе и своём призвании поэт говорит, что «при-зван жизнью для поклонов на пашнях творческой земли», «на духоносное служенье глаголам ангельских высот». Именно этим живёт душа поэта и в этом видит «веление» поэтической строки и смысл своей жизни. Поэт приносит присягу верности: «Слову – верою служить, и в рядах Его – солдатом с честью жизнь свою прожить». Обращаясь ко всем, кто «жаждет осмысленья» своей жизни, поэт напут-ствует: «Услышьте мой незримый слог, непропечатанную лиру…» и призывает «на дивный подвиг – душесотворенья – своей мечты, своей природы на струнах арфы бытия». Чтобы исполнить своё непростое призвание, Т.Травнiкъ признаётся: «Я жизнию своей плачу, чтоб быть поэтом», – вот так не много и не мало, он платит за «освоение своего призвания»: 

    Она берёт немного:
    За каждое словцо
    Меняет тёмный волос
    На белый волосок

    Морщинку с края глаза
    Проводит втихаря,
    За каждой нужной фразой
    Бессонницу творя…

И, несмотря на такую непомерную цену, поэт считает сво-им гражданским долгом «благодарению служить»:

        Благодарению служу.
        Мне вечность – миг дала на это.
        И всё, чем в жизни дорожу,
        Я Слову, Слову – не поэту –
        Смиренно в жертву приношу.

Поэзия Травнiка обладает этим удивительным даром «да-рить благо» – т.е. дарить добро каждым словом своего творчества читателям, своей Родине «во славу Божью, для людей…». Благодарение – сердцевина и суть всего творче-ства поэта – это бескорыстное отдавание себя, своего та-ланта своему читателю. Даже даря свой автограф в книге, поэт всегда пишет: «С благодарением, автор». Такая вот своеобразная визитная карточка Терентiя Травнiка. В не-большом по объёму стихотворении «Добро»  в четырех строках – семь раз звучит слово «благо» – делая это стихо-творение по смыслу – необъятным и притягивающем, как магнит:

Благое дело – благо дать,
Благо дарить и благомыслить.
Во благо – быть, во благо – знать
Благоволение – жизнь жизни.

Когда-то в одном из своих ранних рисунков, учась в пер-вом классе, Терентiй изобразил себя в экспедиции. Он в пустыне с другом на раскопках. В очках и в шортах, заду-мавшись, стоит с загадочным предметом в руках, похожим на амфору. Потом эти мотивы нередко появлялись  в его детских и отроческих рисунках.
           Куда бы ни уводила жизнь своими дорогами поэта-странника, он всенепременно возвращается к себе, к сво-ему основному –  к творчеству. Так каждый год – уходит поэт и возвращается с новым, с увиденным, с откровен-ным. Читаю письмо, письмо давнее, из переписки поэта со своим другом, ныне известным психологом, Еленой Ана-тольевной Башмаковой, жившей в те годы в Германии. Вот что пишет Травнiкъ, в своих размышлениях обращаясь к ней:

                                                               Из письма Т.Травнiка
                                       к Елене Анатольевне Башмаковой:

«Я  начинаю  все  сначала.  Новый  круг,  все  заново.  Я чувствую  в себе  семилетнего  ребенка,  образы  эти  оживают  во  мне,  но  «время  сквозь  пальцы  уходит  в  песок»,  оно  так  быстро  бежит, и  как же  мне  его  не  хватает.  Я  хотел  бы  отказаться  от  сна,  от  приня-тия  пищи,  от  всего,  что  отнимает  драгоценные  ми-нуты.  Я  знаю,  что  все  идет  по  воле  Господа,  все  предопределено,  но  откуда  тогда  ощущение:  «пока  есть  силы,  то  не  стой...»  Ты  мне  написала,  что  ос-новное  свое  открытие  я  еще  не  сделал,  да  это  так,  я  знаю,  что  не  сделал,  и  теперь  я  начинаю  понимать,  что  надо делать,  чтобы  выйти  к пониманию основного.  Я  вновь  возвращаюсь  к  творчеству,  я  тебе  писал, что не  могу  без  этого,  не  могу.  Я  хочу  выражать  свои  ощущения,   хочу  творить».
       &n